Быть может, он теперь идеализировал себе свою жену; быть может, ее самоотверженный поступок проистекал из побуждений более простой сущности, потому что и в самом деле, будь Сусанна поумнее, она, быть может, невзирая на всю свою прирожденную доброту и на всю свою страстность к Бейгушу, не поддалась бы столь легко в подставленную ей ловушку: все это конечно было так; но теперь и эта идеализация со стороны Бейгуша была понятна: ее подсказывало ему собственное его самолюбие,
собственная гордость: «это, мол, меня так любят, это для меня приносят такие жертвы, не задумываясь ни единой минуты!» Одно лишь было тут ясно: это — безгранично добрая любовь.
Неточные совпадения
А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и
гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для
собственного счастия, потому, что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или с судьбою…
Злобною
гордостью своею питаются, как если бы голодный в пустыне кровь
собственную свою сосать из своего же тела начал.
В несколько дней Мыльников совершенно преобразился: он щеголял в красной кумачовой рубахе, в плисовых шароварах, в новой шапке, в новом полушубке и новых пимах (валенках). Но его
гордостью была лошадь, купленная на первые деньги. Иметь
собственную лошадь всегда было недосягаемой мечтой Мыльникова, а тут вся лошадь в сбруе и с пошевнями — садись и поезжай.
Мы, все христианские народы, живущие одной духовной жизнью, так что всякая добрая, плодотворная мысль, возникающая на одном конце мира, тотчас же сообщаясь всему христианскому человечеству, вызывает одинаковые чувства радости и
гордости независимо от национальности; мы, любящие не только мыслителей, благодетелей, поэтов, ученых чужих народов; мы, гордящиеся подвигом Дамиана, как своим
собственным; мы, просто любящие людей чужих национальностей: французов, немцев, американцев, англичан; мы, не только уважающие их качества, но радующиеся, когда встречаемся с ними, радостно улыбающиеся им, не могущие не только считать подвигом войну с этими людьми, но не могущие без ужаса подумать о том, чтобы между этими людьми и нами могло возникнуть такое разногласие, которое должно бы было быть разрешено взаимным убийством, — мы все призваны к участию в убийстве, которое неизбежно, не нынче, так завтра должно совершиться.
Он мало понимал романическую сторону любви, и мужская его
гордость оскорблялась влюбленностью сына, которая казалась ему слабостью, унижением, дрянностью в мужчине; но в то же время он понял, что Софья Николавна тут ни в чем не виновата и что всё дурное, слышанное им на ее счет, было чистою выдумкою злых людей и недоброжелательством
собственной семьи.
Перед нею Федосей плавал в крови своей, грыз землю и скреб ее ногтями; а над ним с топором в руке на самом пороге стоял некто еще ужаснее, чем умирающий: он стоял неподвижно, смотрел на Ольгу глазами коршуна и указывал пальцем на окровавленную землю: он торжествовал, как Геркулес, победивший змея: улыбка, ядовито-сладкая улыбка набегала на его красные губы: в ней дышала то
гордость, то презрение, то сожаленье — да, сожаленье палача, который не из
собственной воли, но по повелению высшей власти наносит смертный удар.
Только взаимное и непрерывное горжение друг другом может облагородить нас в
собственных глазах наших; только оно может сообщить соответствующий блеск нашим действиям и распоряжениям. Видя, что мы гордимся друг другом, и обыватели начнут гордиться нами, а со временем, быть может, перенесут эту
гордость и на самих себя. Ибо ничто так не возвышает дух обывателей, как вид гордящихся друг другом начальников!
Но легенда цветет пышнее. До сих пор балаклавские греки убеждены, что только благодаря стойкости их
собственного балаклавского батальона смог так долго продержаться Севастополь. Да! В старину населяли Балаклаву железные и гордые люди. Об их
гордости устное предание удержало замечательный случай.
Не погнушается он унижать себя всячески пред вышними, дабы иметь после удовольствие оказывать равномерную
гордость низшим, а те, подражая его примеру, льстят его высокомерию, для того чтобы удовольствовать
собственные свои пристрастия.
Несмотря на все эти мелочные недостатки, которые между прочим не представляли в общем ничего особенно отвратительного, фигура управляющего нимало не теряла важности и той спокойной
гордости, сияющей всегда в чертах человека, сознающего в себе чувство
собственного достоинства.
То, что говорил черный монах об избранниках божиих, вечной правде, о блестящей будущности человечества и проч., придавало его работе особенное, необыкновенное значение и наполняло его душу
гордостью, сознанием
собственной высоты.
Не осмеливаясь выпускать этих самолюбивых мыслей на поверхность сознания, притворяясь перед самим собой, что их вовсе нет в его сердце, он все-таки с
гордостью верил, что ему уготовано в будущей жизни теплое, радостное место, вроде того, которое ему общий почет и
собственные заслуги отвели в церкви, под образом Всех Святителей.
Метрдотель Кирилла, гладко выбритый и пузатый, сиял самодовольной
гордостью и чувством сознания
собственной важности и достоинства.
Но
собственные несчастия и неудачи как-то мало его беспокоили; привык ли он к ним или натура уж у него была такая закаленная, только эти лишения и невзгоды составляли для него даже предмет самодовольной
гордости.
Нужна была великая сила и
гордость, чтоб выдержать это надругательство над материнским своим чувством и не сломиться. У Анны этой силы не хватило. И вот происходит окончательный перелом на том месте, которое давно уже было надломлено: люди считают ее «потерянной женщиной», заставляют стыдиться перед
собственным сыном, — хорошо! Ну да, она — «потерянная женщина». Пусть все смотрят!
Ваша кровь не совсем еще высохла на стенах крепостных, и вы, кичливые, опять становитесь доступны
гордости, самонадеянности и непослушанию; опять даете пищу мечу вражескому, опять хотите утолить жажду его
собственной кровью!
Жена его, Евдокия Петровна, была младшей сестрой Ирины Петровны Хлебниковой, но сходства между ними было очень мало, она не была так кротка, как Ирина Петровна, наоборот, вся ее фигура дышала
гордостью и сознанием
собственного достоинства. Она была полной владелицей своего дома и своего супруга.
Ваша кровь не совсем еще высохла на стенах крепостных, и вы, кичливые, опять становитесь доступны
гордости, самонадеянности и непослушанию; опять даете пищу мечу вражескому, опять хотите утолить жажду его
собственною кровию!